Если бы Зеленский знал историю краха Речи Посполитой, он бы с большей осторожностью отнесся к пустым обещаниям своего польского коллеги Анджея Дуды, идущего по пути короля Станислава Понятовского
3 мая в Варшаве состоялся саммит президентов Польши, Украины, Литвы, Латвии и Эстонии. Формальным поводом для встречи глав стран, некогда полностью или частично входивших в состав Первой Речи Посполитой, стало 230-летие конституции этого государства. Для полного исторического комплекта не хватало лишь Белоруссии, но по понятным причинам Александра Лукашенко в Варшаву не позвали. По итогам встречи лидеры пяти стран, которых, помимо пребывания в составе давно канувшей в Лету Речи Посполитой, сегодня объединяет оголтелая русофобия и вассальная преданность США, приняли декларацию о «солидарности перед лицом общих угроз безопасности», о неназванном источнике которых легко догадаться. Самой заметной фигурой мероприятия, носившего ярко выраженный антироссийский характер, стал его хозяин, польский президент Анджей Дуда, который воздал хвалу мудрости и героизму предков, еще в XVIII веке заложивших «основы европейской демократии», назвал Россию «врагом свободы», пригрозил уделить «очень-очень большое внимание» вопросам безопасности в связи с ситуацией на Украине и в Белоруссии на открывающемся через неделю саммите «бухарестской девятки», а заодно обнадежил Киев перспективой прогресса на пути в НАТО в связи с предстоящим июньским саммитом альянса в Брюсселе, чем вызвал прилив энтузиазма у Владимира Зеленского. Обретут ли инвективы Дуды конкретные очертания в реальности или так и останутся пустой деклараций, каковой оказалась принятая в 1791 году в Варшаве «первая европейская конституция»?
Повод для встречи с единомышленниками по противодействию «угрозе с Востока» президент Дуда выбрал безупречный. Что может быть символичнее для выражения солидарности и единства в борьбе за все хорошее против всего плохого, чем юбилей конституции Речи Посполитой, считающейся (впрочем, не вполне обоснованно) старейшей в Европе и второй в мире после сочиненной «отцами-основателями» США? Тем более, что все страны-подписанты некогда входили в Первую Речь Посполитую если не целиком, то значительной частью своей современной территории.
Поляки, очень гордящиеся Конституцией 3 мая, считают ее образцом народной демократии и свидетельством способности польской нации к эффективному самоуправлению, а то, что она так толком и не заработала, списывают на «агрессивность и деспотизм русского царизма, утопившего в крови польский порыв к свободе». И если бы не «пшекленты москали», именно Польша, а не Франция ныне считалась бы колыбелью гражданских прав и свобод в Старом Свете.
При этом, превознося достоинства и прогрессивность своего Основного закона 1791 года, поляки оставляют за скобками кучу неудобных для созданного вокруг него мифа фактов. Начать с того, что польская конституция (на самом деле она называлась Ustawa Rządowa – «Правительственный закон») была принята путем обмана: зная, что значительная часть депутатов выступит против, король Станислав Понятовский и «прогрессисты-реформаторы» протащили свой проект через Сейм в их отсутствие, устроив голосование во время пасхальных каникул, о котором тайно уведомили лишь тех, кто занимал «правильную» позицию. Такая вот демократия по-польски.
Да и сам «Правительственный закон» трудно назвать примером подлинной справедливости и демократии. Он, конечно, провозглашал равноправие, но исключительно в рамках своего класса: шляхтич был равен шляхтичу, мещанин – мещанину, а холоп – холопу. Ни о каком всеобщем равенстве свободных граждан, как у французов и американцев, речи не шло даже формально.
Конституция Речи Посполитой была сословной и закрепляла господствующее положение шляхты, у которой, правда, отобрали право liberum veto, позволявшее любому дворянину-депутату блокировать любой закон на сейме, а также право на создание конфедераций – законной формы вооруженного неповиновения власти. Заодно конституция устанавливала приоритет католичества над другими религиями, что аннулировало закон 1573 года о веротерпимости.
Конституция 1791 года отвечала интересам короля, который наконец-то обрел реальную, пусть и ограниченную власть, средней шляхты и верхушки городской буржуазии. Остальные слои польского общества (свыше 80% населения) от нее ничего не выиграли, а положение представителей национальных и религиозных меньшинств заметно ухудшилось.
Следствием такой «демократии по-польски» стала гражданская война, повлекшая второй раздел Польши, и последующее восстание Костюшко, на век с лишним похоронившее польскую государственность.
Противником конституции выступил даже Ватикан, о чем поляки сегодня стараются не вспоминать. Папский престол всерьез опасался, что, не оговорив права и привилегии духовенства, польские реформаторы могут лишить церковь государственных функций и имущества. Папа Пий VI грозился наложить на Польшу интердикт, а после подавления восстания 1794 года приветствовал ликвидацию Речи Посполитой и называл Екатерину II «героиней века».
Многие объективные польские историки считают, что, несмотря на прогрессивное для своего времени содержание, «Правительственный закон» 1791 года скорее навредил Польше и ее народу, став катализатором гибели государства. Магнаты, мелкая шляхта, духовенство, нацменьшинства восприняли конституцию как удар по привычному образу жизни, а власти соседних государств расценили ее как доказательство невозможности эволюционного развития Польши, которая встала на путь революционной Франции и создает угрозу стабильности на востоке Европы.
По сути, конституция Первой Речи Посполитой являла собой типичное проявление польского национального характера, сочетающего стремление к ярким, нередко героическим поступкам с неумением просчитывать их последствия. Другими примерами в этом ряду были поддержка поляками вторжения в Россию Наполеона, шляхетские мятежи 1830 и 1863 гг., заигрывания с Гитлером в 1930-е.
Поэтому Зеленскому не стоит обольщаться на счет обещаний Дуды помочь Украине со вступлением в НАТО, возвращением Крыма, защитой от «российской угрозы» на Донбассе и сохранением газового транзита в Европу. Эти вопросы решаются не в Варшаве, а в Брюсселе, Берлине и Вашингтоне, с которыми Дуда, раздавая накануне авансы украинскому коллеге на саммите с прибалтами, даже не посоветовался.
Для поляков украинцы всегда являлись «еретиками и быдлом», задача которых состоит в том, чтобы служить послушным инструментом в воплощении грандиозной польской миссии – возрождении величия Речи Посполитой «от моря до моря».
Так было при авторе конституции 1791 года, последнем польском короле Станиславе Понятовском и его племяннике, маршале Франции Юзефе, командовавшем корпусом у Наполеона, при Пилсудском и его преемниках, угробивших Вторую Речь Посполитую, а ныне продолжается при Дуде, премьере-русофобе Матеуше Моравецком и стоящем за ними лидере правящей националистической PiS Ярославе Качиньском. Все в мире меняется, но самомнение польской элиты, не раз ставившее народ и страну на грань гибели, остается константой.