Мнение союзников по «Варшавскому договору» у Хрущёва предпочли проигнорировать
60 лет назад, к середине сентября 1961 года, в рекордно короткий срок, была возведена первая очередь небезызвестной «Берлинской стены» по периметру почти всей границы Западного Берлина с ГДР, включая разделённый город. Полностью этот проект, состоящий из трех этапов строительства (начатого в августе 1961 года) и оснащения передовыми на тот момент средствами слежения, был реализован примерно через десятилетие.
Решение о строительстве стены было пролоббировано Н.С.Хрущевым и принято на совещании 3-5 августа 1961 г. руководства компартий СССР и стран Организации «Варшавского договора» (ОВД). Впрочем, единогласия по этому вопросу в ходе дискуссии вовсе не наблюдалось. Именно поэтому материалы совещания были опубликованы в СССР и восточноевропейских соцстранах-членах «Варшавского договора» только в кратком изложении (1).
В чём же состоял предмет дискуссий?
Советская сторона, раздражённая политикой США, ФРГ (и в целом НАТО) в отношении ГДР и СССР, с учетом недавней (1 мая 1960 г.) американской провокации в советском воздушном пространстве, на фоне растущей нелегальной эмиграции на Запад именно через Западный Берлин, требовала понадёжнее оградить столицу ГДР от Запада. Руководство «первого в мире социалистического государства на немецкой земле» инициативу Москвы поддержало, высказав в то же время мнение, что стена может усилить «привлекательность» Запада для жителей Восточной Германии. Но советская позиция оставалась жёсткой.
Не поддержала идею строительства стены и Демократическая республика Вьетнам (Северный Вьетнам). По мнению Ханоя, куда более сложная ситуация на 35-километровой 17-й параллели (фактической границе между Северным и Южным Вьетнамом) – даже на фоне продолжающихся американских бомбардировок и обстрелов севера страны – не заставят ДРВ соорудить подобную стену. Как отмечали в Ханое, не склонен к возведению такой стены даже проамериканский южновьетнамский режим, понимающий, такой шаг повысит авторитет ДРВ, усугубит раскол нации и укрепит разделение страны.
По аналогичным причинам не возводит аналогичную стену и КНДР, к примеру, на пограничном участке демаркационной линии с Южной Кореей вблизи Пхеньяна (от северокорейской столицы до границы – не более 50 км).
Очевидно, что хрущёвское лоббирование Берлинской стены несло ущерб для суверенитета ГДР и восточногерманского социализма. Однако тогдашние восточногерманские власти не стали возражать против такого проекта: опасаясь роста нелегальной миграции, они стремились её сократить, притом сугубо военно-административными средствами (4).
Согласно «Вашингтон Пост» (30 октября 2014 г.), «…когда западная часть Берлина стала превращаться в прибежище для недовольных восточных жителей, один из лидеров ГДР Вальтер Ульбрихт предложил в 1953-м закрыть границу внутри Берлина и вокруг него. Советы тогда сказали, что этот шаг выставит их монстром перед другими державами, и технически невозможен.
В течение восьми лет руководители ГДР старались «протолкнуть» эту идею Хрущеву, и втайне начали подготовку на случай, если он согласится. Они складировали колючую проволоку и цементные сваи, создали сверхсекретную рабочую группу. Летом 1961 года, когда ежедневно через Западный Берлин страну покидало более тысячи жителей ГДР, Москва дала добро. Хрущев очень удивился, когда узнал, насколько хорошо был подготовлен Ульбрихт».
Беспрецедентно то, что «притяжение» части восточногерманского населения (по крайней мере, психологическое) к западным «собратьям» Москва усилила подписанным в Бонне 19 мая 1973 года соглашением «О развитии экономического, промышленного и технического сотрудничества». Статьей 8 этого документа устанавливалось, что «настоящее Соглашение будет распространяться на Берлин (Западный)». Тем самым, Москва де-факто признала претензии Бонна на Западный Берлин…
Так или иначе, Берлинская стена состоялась, самим фактом своего существования усиливая «тяготение» граждан к Западу вообще и к ФРГ в частности. Соответственно, сбылись и негативные прогнозы относительно последствий бетонного отгораживания Восточного Берлина от Западного, которым в полной мере способствовала советская внешняя политика в годы небезызвестной «перестройки». Впрочем, по свидетельству бывшего начальника ПГУ, а впоследствии Председателя КГБ СССР Владимира Крючкова, которое приводит Сергей Кургинян, реально вопрос был решён гораздо раньше:
«В 1979 году было одно совещание на самом верху. Оно касалось того, надо ли объединять ФРГ и ГДР. Я был против такого объединения. И это вызвало очень острую негативную реакцию…Крючков был уже достаточно сильно болен. Я понимал, что эта болезнь не сказалась на мышлении Владимира Александровича. Но, тем не менее, рискнул задать уточняющий вопрос (что делал крайне редко). Разумеется, было понятно, что речь идет о совещании с участием Андропова. Но поскольку это не было сказано напрямую, то я спросил Владимира Александровича: “Это совещание произошло в 1979-м или в 1989-м?” Владимир Александрович с изумлением посмотрел на меня и сказал: “Конечно, в 1979-м” (мол, иначе не было бы темы для обсуждения).А потом Владимир Александрович добавил: “В 1982-м шеф (он имел в виду Андропова) стал государственным лидером. И предложил мне как руководителю Первого главного управления КГБ СССР возглавить всё, что касается отношений между ФРГ и ГДР. А я позволил себе отказаться”. Я спросил Крючкова: “А почему Вы отказались?” Крючков ответил: “А потому что всё уже было схвачено”. Я спросил: “В каком смысле — схвачено?” Крючков ответил: “В какой кабинет ни войдешь, все говорят о том, что ФРГ и ГДР надо объединять”…».
То о чём в годы позднего Брежнева шушукались в кабинетах на Старой площади – стало явью в памятную эпоху «угара перестройки». На пресс-конференции члена ЦК СЕПГ Гюнтера Шабовски вечером 9 ноября 1989 г. под многочисленные телекамеры было объявлено, что жители ГДР отныне могут свободно ездить на Запад, причем с момента этого объявления, и тотчас же тысячи людей устремились к КПП, разделявшим Восточный и Западный Берлин. Последующий период «капиталистического благоденствия» – тема отдельного разговора, однако сегодня, по мере усугубления кризиса капиталистического Запада, цивилизационные отличия двух частей формально вроде бы единой страны парадоксальным образом проявляются всё чётче…
Алексей Чичкин
Примечания
(1) См., например, «История международных отношений и внешней политики СССР: 1917-1987 годы», том 2, М., «Международные отношения», 1987, стр. 441
(2) Напомним, с августа 1945 до 1989 гг. Западный Берлин состоял из американского, британского и французского секторов.
(3) С конца 1950-х годов, после «антисталинского» XX съезда КПСС, советско-албанские отношения становились всё более враждебными, а к 1962 г. были разорваны (Тирана переориентировалась на Пекин).
(4) Характерно, что за «отмену» Берлинской стены постоянно выступала «марксистско-ленинская» компартия Германии (МЛКПГ), созданная в ноябре 1968 г. в ФРГ (в результате расколка просоветской Германской компартии в этой стране) с помощью КНР и Албании. Этот объект именовался и поныне именуется этой партией «свидетельством лицемерия советских ревизионистов в отношении ГДР, проводящих политику дискредитации ГДР уже самим фактом создания этой стены». Интересно, что симпатии к МЛКПГ проявляли и члены правящей в ГДР Социалистической Единой Партии Германии. Более того: МЛКПГ нелегально собирала подписи в «обоих» Берлинах и в ГДР за ликвидацию стены с последующим подписанием между СССР, ГДР, Великобританией, США и Францией специального соглашения о пограничном режиме в Берлине. Прокламации МЛКПГ призвали «создать единую подлинно коммунистическую партию всей Германии — с участием истинных марксистов-ленинцев ФРГ, ГДР и Западного Берлина». Ответом стали репрессии со стороны «Штази» с начала 1970-х гг. и вплоть до ликвидации ГДР.
Использованные источники
Doring-Manteuffel A., «Die Bundesrepublik Deutschland in der Ara Adenauer. Aussenpolitik und innere Entwicklung 1949-1963», Darmstadt (BRD), 1983;
«Совещание социалистических стран по вопросу о сооружении пограничной стены между ГДР и Западным Берлином», М., отдел международных связей ЦК КПСС, ДСП, 1961;
«ГДР уготована ликвидация? Документы и события», Тирана, «7 ноября» (рус. яз.), 1974