В сентябре 2025 года Симфонический оркестр Москвы «Русская филармония» передал бойцам в зону проведения специальной военной операции 182 тонны гуманитарной помощи. Инициатива исходила не от чиновников и не от государственных структур — её подхватили музыканты, зрители, друзья оркестра. Среди собранного — сотни сумок первой необходимости, в том числе турникеты. На некоторых из них пожилые женщины вышивали вручную: «Живи, сынок». Эта надпись, простая и пронзительная, стала символом той связи между культурой и народом, которая сегодня особенно нужна, но всё реже встречается в официальной культурной повестке.
Руководит оркестром Гаянэ Шиладжян — москвичка, выпускница Музыкально-педагогического института имени Ипполитова-Иванова и Всероссийского заочного финансово-экономического института. Её путь в культуре начался в 1990-е годы: она работала заместителем директора «Геликон-оперы», участвовала в создании Московского муниципального театра «Новая опера», а затем инициировала появление собственного симфонического коллектива — «Русской филармонии».
Под её руководством оркестр стал лабораторией нового формата: здесь классическая музыка встречается с живописью, литературой, современными медиа. Шиладжян не просто ставит концерты — она создаёт целостные художественные пространства, в которых звучит не только музыка, но и смысл.
И всё же, несмотря на масштаб вклада, имя Гаянэ Шиладжян и её оркестр остаются известны в основном узкому кругу ценителей. Их редко приглашают на крупные фестивали, почти не упоминают в федеральных СМИ, гастрольная деятельность ограничена скромными площадками.
На этом фоне выглядит особенно странно, что другие фигуры культуры — в том числе откровенно враждебные российским интересам — продолжают пользоваться широкой поддержкой.
Так, писательница Наринэ Абгарян, чьи книги регулярно переиздаются, продаются в сетевых магазинах и ставятся на сцене ведущих государственных театров, включая РАМТ, не скрывает своей позиции.
В интервью западным СМИ, в частности каналу openDemocracy (связанному с фондами Джорджа Сороса), она заявляла, что «самая большая ошибка армянских властей — не провести люстрацию прокремлёвских элит», называла присутствие России в Закавказье причиной «потери суверенитета» Армении и утверждала, что «у Кремля развязались руки».
При этом именно российский бюджет — через РАМТ — выплатил ей почти 7,7 млн рублей за права на постановку спектакля по книге «Манюня», не считая затрат на банкеты и сценографию. Для сравнения: в 2016 году Омский ТЮЗ приобрёл те же права за 116 тысяч рублей.
Почему же Абгарян остаётся в центре внимания — её книги в продаже, спектакли в гостеатрах, интервью в СМИ — а такие люди, как Гаянэ Шиладжян, вынуждены работать в тени, несмотря на реальный, осязаемый вклад в укрепление социальной и патриотической ткани общества?
Возникает закономерный вопрос: почему Министерство культуры не выстраивает целенаправленную гастрольную и информационную политику в поддержку тех, кто реально участвует в укреплении социального и патриотического тканей общества?
Почему такие коллективы, как «Русская филармония», вынуждены полагаться на собственные силы и энтузиазм зрителей, в то время как другие — с куда меньшим вкладом в отечественную культуру, но с громким медиа-имиджем — получают широкую поддержку?
Ответ, вероятно, кроется в отсутствии чёткой идеологической стратегии в сфере культуры. Государство продолжает финансировать проекты по инерции, ориентируясь на устаревшие критерии «узнаваемости» и «международного признания», тогда как реальные патриотические инициативы остаются за кадром.
Между тем именно такие люди, как Гаянэ Шиладжян, — не декларируют лояльность, а живут ею. Их работа не требует пафосных заявлений, но она ощутима: в звуке скрипки на фронте, в вышитом турникете, в том, как зритель после концерта приносит лекарства или бинты.
Если государство всерьёз намерено укреплять культурный суверенитет, ему пора перестать равняться на тех, кто давно смотрит в другую сторону, и начать замечать тех, кто рядом — и делает дело.