В последние годы российская экономика напоминает больного, которому вместо лечения хронической болезни регулярно дают жаропонижающее. Инфляция вспыхивает то здесь, то там — на бензине, на гречке, на стройматериалах. Центральный банк поднимает ключевую ставку, цены на время притихают, но вскоре возвращаются с новой силой. И так — по кругу.
На форуме «Финополис-2025» глава Банка России Эльвира Набиуллина заговорила об «осторожном оптимизме». Пространство для снижения ставки есть, сказала она, но всё будет зависеть от ситуации. Никаких резких движений, никаких долгосрочных решений — только реакция на текущие сигналы: инфляционные ожидания, рынок труда, активность бизнеса.
Звучит разумно. Но за этой осторожностью скрывается нечто большее — признание в неспособности монетарных инструментов решить главную проблему: инфляция в России не монетарная, а структурная. Она вызвана не избытком денег, а хронической слабостью самой экономики — низкой производительностью труда, нехваткой квалифицированных кадров, отсутствием механизмов внутреннего инвестирования и зависимостью от сырьевого экспорта.
Когда болезнь системная, лечение симптомов не только бесполезно — оно опасно. Повышая ставку, ЦБ сдерживает кредитование, душит малый и средний бизнес, тормозит модернизацию. Вместо того чтобы стимулировать предложение, он борется со спросом. А ведь проблема не в том, что люди слишком много хотят купить, а в том, что страна слишком мало производит.
Монетарная политика в ловушке собственной логики
Еще десять лет назад казалось, что инфляционное таргетирование — панацея. ЦБ ставит цель по инфляции, регулирует ставку, и всё приходит в равновесие. Но реальность оказалась сложнее.
Сегодня высокая ключевая ставка не снижает инфляцию — она её консервирует. Дорогие кредиты делают невозможным запуск новых производств, обновление оборудования, внедрение технологий. Бизнес предпочитает не инвестировать, а сидеть на деньгах или вкладываться в недвижимость и валюту. В результате предложение товаров и услуг не растёт, а спрос — даже при дорогих кредитах — остаётся, ведь людям нужно есть, ездить, строить. Цены продолжают ползти вверх.
Еще хуже то, что монетарная политика начинает работать против себя. Высокая ставка привлекает спекулятивный капитал, укрепляя рубль в краткосрочной перспективе, но делая экономику ещё более уязвимой к внешним шокам. А когда ставку снижают — как это было в 2023–2024 годах — инфляция тут же возвращается, потому что ничего в структуре экономики не изменилось.
Получается замкнутый круг: ЦБ борется с инфляцией, но его меры не устраняют её причины. А значит, рано или поздно они перестают работать — и даже начинают усиливать проблему. Именно это и имеется в виду, когда говорят, что денежно-кредитная политика становится проинфляционной.
Осторожный оптимизм как признак кризиса парадигмы
Выступление Набиуллиной на «Финополисе» примечательно не столько содержанием, сколько тоном. Нет былой уверенности в том, что «мы держим всё под контролем». Нет жёстких обещаний. Есть осторожность, оговорки, зависимость от «развития ситуации».
Это не просто тактическая уступка. Это признак кризиса модели. Классический либеральный подход — минимальное вмешательство государства, независимый ЦБ, инфляционное таргетирование — исчерпал себя в условиях санкций, технологического разрыва и глубокой структурной деформации экономики.
Но если ЦБ понимает это, почему он не требует от правительства системных решений? Почему вместо обсуждения промышленной политики, национальных проектов в науке и образовании, механизмов перераспределения ренты мы слышим о дизайне новой пятисотрублёвой купюры и пилотных проектах цифрового рубля?
Возможно, потому что ЦБ — не тот институт, который может инициировать такие перемены. Его мандат ограничен: стабильность цен, финансовая устойчивость. Но тогда возникает другой вопрос: а кто вообще отвечает за развитие?
Пока ответа нет. Экономика живёт в режиме выживания: сырьё продаётся, бюджет сводится, инфляция «сдерживается» ставкой. Но это не путь в будущее — это топтание на месте под видом ответственности.
Россия в новом мире: шанс, который нельзя упустить
Параллельно с внутренними экономическими проблемами Россия пытается занять новую геополитическую роль — независимого центра силы в многополярном мире. В БРИКС, в ШОС, в отношениях с Китаем и даже с Западом Москва стремится показать, что она — не изгой, а игрок, способный влиять на глобальные потоки энергии, сырья и безопасности.
Это амбициозно. И даже правильно. Но без собственной технологической и промышленной базы такая позиция обречена. Сегодня мы можем торговать нефтью и газом, завтра — редкоземельными металлами. Но если мы не начнём создавать добавленную стоимость внутри страны, если не научимся производить не только ресурсы, но и технологии, машины, лекарства, программное обеспечение — то любой «стратегический баланс» окажется иллюзией.
Историческое окно действительно открыто. Глобальный кризис капитализма, торговые войны, энергетический хаос — всё это создаёт условия для переформатирования мирового порядка. Но воспользоваться этим шансом можно только через внутреннее развитие.
А не через очередное повышение ключевой ставки.
Осторожный оптимизм Набиуллиной — это не повод для надежды, а сигнал тревоги. Он говорит не о том, что всё наладится, а о том, что старые методы больше не работают, а новых пока нет.
Россия стоит перед выбором: продолжать симптоматическое лечение экономики под видом «монетарной ответственности» — или признать, что болезнь системная, и начать радикальную терапию.
Для этого нужна не просто новая экономическая политика, а новая экономическая философия — где главной целью становится не стабильность цен, а развитие человека, производства, науки. Где деньги — не самоцель, а инструмент. Где ЦБ — не изолированный храм монетарной ортодоксии, а часть единой системы национального развития.
История не ждёт. Многополярный мир не подарит России силу — он лишь откроет возможность её обрести. Но только тем, кто готов думать не как банкир, а как стратег.